| Танцующий текст Ивана Вырыпаева |
|
(интерью с драматургом, режиссером и актером, автором пьесы "Кислород")
Имя Ивана Вырыпаева, безусловно, известно тем, кто следит за последними событиями театрального мира. Его пьеса «Сны», представленная всемирно известным театральным режиссером Декланом Донелланом в лондонском театре «Royal Court» получила признание ведущих театральных специалистов России и Европы. На сегодняшний день «Сны» переведены на четыре языка, а их автор – один из создателей и главный идеолог Международного творческого движения «Кислород» – неофициально считается одним из самых прогрессивных современных авторов. Режиссер, актер и драматург Иван Вырыпаев родился в Иркутске. В 1995 году закончил Иркутское театральное училище по специальности «актер драматического театра». С 95-го по 98-й год – актер Магаданского театра, затем «Театра драмы и комедии» на Камчатке. А вернувшись в родной город, создает Театр-студию «Пространство игры». В 98-м Вырыпаев поступает на заочный факультет отделения «Режиссер драматического театра» Высшего театрального училища им. Щукина, а в 2001 году вместе с актерами Театра-студии переезжает в Москву и становится участником Центра новой пьесы «Театр.doc», в репертуар которого входит перевезенный из Иркутска спектакль «Сны». На режиссерском счету у Вырыпаева сегодня пять спектаклей. Это «Представление «Театра чудес», «Сны», «Город где я» (не путать с «Городом» Евгения Гришковца), «Ю» по пьесе Ольги Мухиной и шекспировский «Макбет». «Валентинов день» – одна из последних пьес Вырыпаева взята недавно на постановку Московским ТЮЗом и рядом других менее известных российских театров. А его новый экстремальный проект «Кислород», уже во второй раз представленный новосибирскому зрителю на сцене театра «Красный Факел», назван самым авангардным спектаклем сезона. «Кислород», который поставил режиссер Виктор Рыжаков, критики окрестили «криком отчаяния молодого поколения, самым громким его манифестом». Минималистский клубный концерт по форме, «Кислород», в котором на сцене только два актера (сам Вырыпаев и Арина Маракулина), ди-джей за пультом и растянутый в виде рекламного плаката задник, по сути, открывает новые способы существования в театральном пространстве. По словам известного московского театрального критика Романа Должанского, «зрелище это с трудом вписывается в рамки обычного театра, зато по духу своему очень близко новым ощущениям ночной жизни сумасшедшего мегаполиса и вообще новому ощущению жизни…» Показ «Кислорода» в новосибирском «Красном Факеле» 23 мая Иван Вырыпаев назвал героическим подвигом. Дело в том, что Ирина Родионова, та самая «немногословная девушка ди-джей за пультом», на которой держится все музыкальная часть «Кислорода», по вине «Аэрофлота» на спектакль не приехала. В результате режиссеру Виктору Рыжакову покупать нужные диски в магазине, заново собирать фонограмму и самому садится за пульт. Мне же в связи с этим выдалась возможность увидеть «Кислород» два раза, так как из-за сорокаминутной задержки первого шестичасового показа, спектакли шли с перерывом в минут пятнадцать. Уже после этой гонки, в спокойной обстановке арт-фойе «Красного Факела» я, прежде всего, задал драматургу Вырыпаеву такой вопрос: Корр.: Иван, в одной из критических статей я прочел, что Вырыпаев утверждает, что «придумал новое театральное направление». Так ли это? И. В.: Нет, это не так. Я сожалею о сегодняшнем состоянии критических статей. Например, когда мы вместе с Лией Ахеджаковой ездили на гастроли в Челябинск, я в челябинской газете читал статью, которая называлась Вырыпаев против Ахеджаковой». Я никогда не давал интервью челябинской газете, и все, что там было написано, это нонсенс. А вообще ничего нового изобрести, вероятно, нельзя. Говорить прозаический текст под музыку – это не ново. Другое дело, что мы, не только мы – я и наш спектакль, а целое поколение молодых драматургов, в Москве сейчас очень мощное, просто меняет принципы театра. Драматургия меняет театр, а не наоборот. Корр.: Но это все еще театр? И.В.: Это театр. Театр-выступление, театр-концерт. Здесь, конечно, мало что от привычного театра, но есть главные принципы. Мы играем, здесь есть персонажи, мы говорим выученный текст, есть жесткая режиссура. Московский «Театр.doc» был рожден, прежде всего, все более возрастающим интересом театральной среды к британской технике Verbatium – технике документальной драматургии. Однако, по словам Вырыпаева, спектакль «Кислород», который входят в репертуар «Театра.doc» и с февраля этого года идет на сцене модного столичного ночного клуба «Б-2» «визитной карточкой» театра не является. Корр.: Что такое «документальный театр» и насколько театральное искусство может быть документальным? И. В.: Документальный театр – это когда артисты берут диктофон, идут куда-нибудь, к бомжам, например, и записывают там все тексты. Потом все это расшифровывается и в таком виде произносится со сцены. А для «Кислорода» текст написал я сам. Но документальность этого проекта заключается в том, что мы говорим о вещах, которые действительно имеют место. Действительно существует война в Ираке, действительно в Москве милиционеры сошли с ума. А вообще, мне кажется, любое искусство должно быть документальным. Оно может быть ярко выразительным, например, как фильмы Кустурицы. Другое дело, что они говорят о вещах, которые документальны, то есть, понятны современным людям, который с ними живут». Драматург в документальном театре – не конструктор второй реальности, а фиксатор первой. Критики часто говорят о близости «Театра.doc» и, в частности «главного драматурга российской современности» Евгения Гришковца к пьесам Сары Кейн, которых с точки зрения законов классической драматургии, применимых не только к Шекспиру или Островскому, но и к Беккету или Ионеско, просто не существует. А близость эта заключается именно в документализме, внимательном наблюдении наблюдении жизни и ее фиксирование. Корр.: Кто из авторов оказал на вас, как на драматурга, наибольшее влияние? И. В.: Многие. Гришковец, Ольга Мухина, мой лучший друг. Но влияние в чем? У меня с Гришковцом вообще интересные отношения. Когда я приехал из Иркутска и сыграл в Москве свой первый спектакль, мне говорят, что я, мол, много взял от Гришковца. Но дело в том, что я раньше никогда про него не знал и его спектаклей не видел. Но я могу это объяснить. Это время такое. Что такое влияние? Я думаю о чем-то, у меня есть какие-то мысли. Тут я прихожу на и вижу спектакль Гришковца и думаю: «Оказывается так можно!» Корр.: А каковы основные принципы «новой пьесы»? И.В.: Одним из безусловных лидеров в новой драматургии является Женя Гришковец, и мы с ним много раз об этом разговаривали, обсуждали. Вся штука в том, что, наверно, пришло время говорить о вещах, которые сегодня действительно как-то связаны с реальностью. Я вообще считаю, что театр, который существовал до сих пор – это безнравственный театр. В нем говорят о вещах которых не существует. «Ромео и Джульетта». Самое большое, что они делают, это наряжают актеров в современные костюмы. Зрителя обманывают какой-то иллюзией. Ты видишь как играют артисты, но ты не понимаешь, о чем это. Ты понимаешь, что они разыгрывают проблему, любит он ее или не любит. Но актерам это не нужно. Режиссер нас хотел чем-то удивить, но что он собственно хотел, что для него важно. Но ему нужна только трактовка Шекспира, ил чего-то еще… Вот такой театр, который вы сейчас видели, был во времена Гоголя, когда играл Щепкин. Я не сравниваю себя с Гоголем, но принцип был точно такой же – актер говорил о том, что его действительно волнует. Этот театр возвращается, просто форма другая. Корр.: То есть это все-таки бунт против современной культуры? И. В. Никакого бунта нет. Я просто задаю вопросы, на которые сам не могу ответить. В спектакле звучит мысль, что любая культура бессмысленна, но это значит только то, что есть вещи, гораздо более важные, чем вся предлагаемая нам псевдокультура. «Кислород» – спектакль о поколении, ищущем кислород в отравленном воздухе, поколении, «на которое с огромной высоты летит метеорит». Это поколение бандита Саньки из маленького провинциального города, который не слышал, что говорили, не убий, потому что слышал плеер. Он пошел в огород и убил лопатой свою жену, потому что полюбил другую женщину «с мужским именем Саша, рыжими волосами и тонкими пальцами». Это поколение, в котором пропасть между людьми становится непреодолимой. Но при этом «цель у всех одна». «Как одна цель у летчика, направляющего самолет в здание Торгового центра, и у пожарного, задыхающегося в дыму гигантского взрыва. Потому что и тот и другой ищут своими легкими Кислород. Один – чтобы не задохнуться от дыма, а другой – чтобы не задохнуться от несправедливости, правящей миром». Корр.: То, что в основу «Кислорода» положены десять библейских заповедей, не является ли претензией на создание некоего религиозного текста, пусть даже и с приставкой «анти»? И. В.: Нет. Этот текст построен, прежде всего, на иронии по отношению к самому себе. Заповеди непреложны. Они такие, какие есть. И жизнь современная такая, какая есть. Но вот как заповеди сочетаются с жизнью? Никак. «…если ты пришел на балет, и ждешь когда запоют, ты напрасно тратишь время, ибо лишены голосов эти женщины и мужчины в белых трико…» Скороговорка танцующего в такт музыке Стинга, Portishead и Nuclear Losь вырыпаевского текста задает, в конечном счете, один единственный вопрос: «А как ты живешь?» Евгений Ларин |
