Евгений Соломин. На обочине жанров кино

(Интервью с кинодокументалистом)

Имя молодого новосибирского документалиста, члена союза кинематографистов России, автора и режиссера документальных картин «2 ½ недели в раю» (Западно-Сибирская киностудия, 1997) и «Каторга» («Кино-Сибирь», 2001) прозвучало уже на многих серьезных кинофестивалях. Амстердам, Клермон-Ферран, Нью-Йорк, Марсель, Дьер, Пярну, Рим…А недавно фильм «Каторга» был удостоен Гран-при на Тайваньском международном фестивале документального кино в номинации «Лучший видеофильм».

Евгений, младший сын известнейшего кинодокументалиста Валерия Викторовича Соломина, родился в 1972 году в городе Калуга. В 1995 году он закончил отделение русского языка и литературы гуманитарного факультета Новосибирского Государственного Университета и уже через год поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров по специальности «режиссер неигрового кино» в мастерскую ныне покойного Леонида Гуревича, по сценариям которого было поставлено более 80 документальных и научно популярных фильмов.

Корр.: Евгений, что заставило тебя переориентироваться и сменить свою специальность на профессию кинорежиссера?

Е.С.: Кино меня интересовало всегда, поскольку у меня отец – кинорежиссер. После десятого класса я год работал на киностудии, в экспедиции ездил, на монтаже помогал. На вторых ролях, конечно, даже на третьих. После университета работал звукорежиссером в фильме Валерия Викторовича «Полет на Марс». И мне все это было очень интересно.

Корр.: Тогда почему не стал учиться на режиссера сразу после школы?

Е.С.: Может быть, в начале перевесил интерес к литературе. Я и сам что-то пытался писать. Но когда закончил университет, меня в аспирантуру не взяли. А желание было, потому что не хотел идти в армию. К тому же стал думать, чем заниматься дальше, а преподавать мне особенно не хотелось. И так удачно получилось, что как раз в это время объявили набор на Высшие курсы, а туда набирают раз в два года. Я поехал сдавать экзамены и поступил. Мне повезло еще в том, что это был последний набор, где обучение было бесплатным. Сейчас, скорее всего, я бы не смог себе этого позволить.

Термин «документальный» применительно к определенному кинематографическому жанру был предложен Джоном Грирсоном в конце двадцатых годов. Еще раньше этот термин появился у французов. Им они обозначали фильмы, сделанные на материалах, снятых во время путешествий. Позже Грирсон расшифровал термин «документальный фильм», указав, что он обозначает творческую разработку действительности. В последнее время такие фильмы чаще стали называть авторским неигровым кино.

Корр.: Ты занимаешься, как мне кажется, довольно непопулярным у нас видом искусства – авторским неигровым кино. А как ты сам оцениваешь интерес к документалистике у широкой публики?

Е.С.: Многие называют документальное кино элитным. Но я думаю, что на самом деле это кино не для элиты, а скорее для маргиналов. И сами российские документалисты очень верно подмечают, что это кино, которое снимают маргиналы для маргиналов. Хотя, конечно, это немного утрировано. Вообще документальное кино занимает место на обочине жанров. Это чаще всего кино некоммерческое, и рассчитано на специфического зрителя. Но зритель этот есть. И если кино достойное, интересное, я думаю, найдутся люди, которые с интересом его посмотрят.

Корр.: А с чем связана такая ситуация, ведь в прежние годы интерес был, мне кажется, выше?

Е.С.: Я думаю, дело в том, что в Советском Союзе, когда документальное кино было главным идеологическим оружием, интерес к нему был в какой-то мере насильственным. И это было очень хорошо для документалистов, они могли работать, и государство давало на это деньги. А у зрителя не было выбора, что смотреть, а что нет. А сейчас важнейшим из искусств для нас является телевидение.

Корр.: В каком состоянии сейчас находится отечественное документальное кино?

Е.С.: Не в самом лучшем, особенно в провинции. В Москве оно более жизнеспособное. Но там процветает документальное кино особого жанра. Это заказные фильмы об известных людях, о политике, фильмы, связанные с экономическим проблемами, с криминалом. Это кино, которое ближе к телевидению, к журналистике. А ситуация с авторским кино там такая же сложная как и здесь.

Корр.: А в мире?

Е.С.: В остальном мире документальное кино живет более успешно. Его много демонстрируют по телевидению, особенно по таким элитным каналам как CANAL+, ZDF или ARTE. Это очень серьезные каналы. Какие-то из них – платные. В России единственный канал, который худо-бедно показывает документальные фильмы – это, естественно, «Культура».

Корр.: Где можно увидеть твои фильмы?

Е.С. Вопрос интересный и сложный. Фактически они недоступны широкой аудитории. В кинотеатрах сейчас документальное кино не показывают, только на фестивалях. В нашем городе подобные фестивали проводит Элла Давлетшина. В основном документальные фильмы демонстрируются на телеканалах, но в очень ограниченных объемах. Не так давно по «Культуре» показывали «2 ½ недели в раю».

Корр.: Почему на западе люди больше этим интересуются?

Е.С.: Я думаю, что это проблема общества. У нашего народа более серьезные проблемы, им не до того.

Корр.: Какие вообще темы интересуют документальное кино?

Е.С.: Тематика ограничена спецификой жанра. Перед документалистом встает огромная проблема этического плана. Я воспитан в таком понимании, что нельзя «подставлять» своего героя. Это живой человек, и он разрешил себе снимать. Есть даже такая формула, что человек в документальном фильме должен получиться лучше, чем он есть на самом деле. К своим героям нужно относиться с любовью. Поэтому сложно говорить о каких-то острых проблемах, сложно делать жесткую драму. Многие вещи просто табуированы.

Корр.: Есть ли в документалистике еще какие-нибудь особые правила?

Е.С.: Есть, и очень разные. Эти правила в какой-то мере формируют школы, или, по крайней мере, стили. А стиль объединяет в себе и язык изложения, и тему, и то, как ты относишься к героям своего фильма, – это всегда видно.

Корр.: То есть школа равно стиль? Какие существуют в документальном кино стили?

Е.С.: Их очень много. Например, определенные традиции существуют и в Новосибирске. Наша школа во многом сформировалась на «Новосибирсктелефильме». Ее можно назвать школой российского провинциального документального кино. Новосибирская школа уделяет больше внимания содержанию, чем форме. Она старается рассказывать о «маленьких людях» в традиционном понимании русской классической литературы 19 века. Ей близка сельская тема, описание людей из небольших провинциальных городов. Нам интересны и социальные проблемы. Это же свойственно и для Свердловской школы. Но там больше юмора. Они хорошо научились делать документальное кино в жанре комедии, что очень интересно и уникально. А вот питерцы больше тяготеют к форме, к изображению. У них очень много операторских фильмов. Они довели до совершенства экранное изобразительное искусство. Это ближе к арткино, к эксперименту, авангардному кино. Хотя, с моей точки зрения, 90% того, что называется авангардом, банально, вторично и неинтересно. Считается, что если на экране какая-то чертовщина, все мельтешит и ничего не понятно – это авангард. На мой взгляд это настолько отработанный пар, что авангардом называться не может.

Корр.: И тем не менее, сейчас на стороне арт-кино и вообще телевизионной клиповой эстетики большой перевес.

Е.С.: Нет. Я думаю, это уже не так актуально, как пять-десять лет назад. Тогда все били тревогу, что классический киноязык вымирает. Сейчас каждый жанр занял свою нишу. В какой-то мере они все оплодотворили друг друга, перемешались. В конечном счете, это разные диалекты одного языка. Все разница только в длине планов. Сейчас даже полнометражное игровое кино снимается клиповым языком, и очень много арт-фильмов делается длинными планами.

Корр.: Тогда кто же на самом деле «на передовой»?

Е.С.: Есть несколько людей, которые делают действительно новое по форме документальное кино, которое можно назвать авангардом. Пусть это, чаще всего, хорошо забытое старое, но это внятное высказывание. Это убедительное, интересное, профессиональное кино. Дворцевой, Косаковский, Лозница. Эти люди объездили весь мир, получили огромное количество призов и серьезную оценку профессионалов и всего фестивального движения.

Корр.: Твой послужной список фестивалей также насчитывает десятки пунктов. Какие фестивали запомнились лучше?

Е.С.: Везде интересно. Новые фильмы, новые люди. Страны и города, которых ты раньше никогда не видел. С точки зрения организации и фестивального рейтинга – а мне есть с чем сравнивать – понравилось в Амстердаме. Там я участвовал во внеконкурсной программе с первой картиной. Этот фестиваль сейчас называют «Каннами документального кино», и это, безусловно, фестиваль №1 в мире. Понравилось в Клермон-Ферране – маленький провинциальный городок во Франции. Это престижный фестиваль, его тоже называют «Каннами», но уже короткометражного кино. Не менее серьезный фестиваль, один из ведущих в мире, – «Cinema du reel» в Париже, где я участвовал с последним своим фильмом. Но больше всего понравился Лиссабон, – специфический город. Хотя фестиваль там плохонький.

Корр.: Евгений, кто-нибудь из режиссеров-документалистов служит для тебя творческим ориентиром?

Е.С.: Для меня таким ориентиром всегда был мой отец. Он делает очень хорошие фильмы. Мне нравится как он снимает, как мыслит. Его фильмы – это всегда размышления о чем-то. Но любимого режиссера у меня, наверно, нет. Хотя на днях уже пятый раз пересматривал фильм Этторе Эсколы «Отвратительные, грязные, злые». Наверно, действительно хороший фильм. В нем постоянно находишь что-то новое, интересное.

Режиссер Хью Бедли писал: «Документальный фильм… призван рассказать нам о мире, в котором мы живем. Он призван показать нам несчетное число его ликов, показать людей, живущих на шести континентах, показать нам природу, живую и неживую, во всех ее проявлениях».

Корр.: Какую социальную роль может выполнять сегодня документальное кино?

Е.С.: На этот счет существует два мнения, они известны всем. Одни говорят, что кино должно учить, воспитывать, другие – развлекать или просто ставить человека перед фактом. Видимо, верно и то, и другое. Я пока сам еще с этим не разобрался. Для меня самое главное – и этому меня научили мастера, – рассказать людям что-то важное, значимое.

P.S. Сейчас Евгений Соломин монтирует новую картину. Фильм о провинциальном фотографе-«разъезднике», снимающем людей в отдаленных селах на новые российские паспорта. И обо всех тех, кто родился под серпом и молотом, но живет уже под двуглавым орлом.

Евгений Ларин